11 февраля Рудничный районный суд г. Кемерово рассмотрит иск Федеральной службы исполнения наказаний к своему бывшему сотруднику Роману Лазареву. ФСИН требует с Романа 2,9 миллиона рублей за то, что он «недослужил» — уволился из колонии после первого же года службы, хотя заключал контракт на 5 лет. «Новая» публикует монолог Лазарева о том, почему из российских тюрем хочется сбежать даже сотрудникам, откуда произрастает насилие над заключенными, и почему он считает претензии ведомства к себе необоснованными.

Роман Лазарев

Экс-сотрудник ИК-40 ГУФСИН по Кемеровской области

— Я отучился в Кузбасском институте ФСИН в Новокузнецке пять лет — с 2013 по 2018 годы. Несмотря на специфику деятельности, я очень хотел работать в этой системе. Все пять лет учебы я верил в благие намерения системы: писал научные работы по исправлению осужденных, дискутировал на занятиях о том, как правильно работать с заключенными с точки зрения педагогики. Я знал, что все не так просто, знал, что есть и коррупция, и нарушение прав осужденных. Но думал, что поборюсь с этим. Разработал целую концепцию, в которой должен был дослужиться до директора ФСИН, и задействовать все рычаги, чтобы изменить ситуацию и в колониях, и — обязательно — за их пределами.

В колониях, по моей теории, должны быть созданы человеческие условия, с заключенными должны постоянно работать психологи и педагоги. Но в то же время важно, чтобы, выйдя на свободу, заключенный попадал не в тот мир, который привел его в тюрьму. Он должен быть способен найти работу, у него должна быть нормальная зарплата. Такие планы у меня были.

***

Но вот я пришел на работу. Устроился в колонию № 40, прямо в Кемерово. На должность начальника отряда из ста заключенных. Мои обязанности —

«оказание психологического и педагогического воздействия на осужденных».

То есть вместе с другими сотрудниками я должен был беседовать с заключенными, выявлять причинно-следственные связи в истории их преступлений, находить ответ на вопрос: «Почему этот человек попал в обстоятельства, которые сподвигли его совершить преступление?» А далее — разрабатывать план действий, с помощью которых мы можем вернуть человека к нормальной жизни.

Для этого необходимо много работать с заключенными и индивидуально, и в группах. Необходимо организовывать кружки, необходимо привлекать преподавателей, которые помогут заключенному уже в колонии получить специальность, которая пригодится ему на свободе.

Но вместо этого сотрудники ФСИН занимаются совершенно ненужными делами. Главная проблема — бумажная отчетность. Она занимает половину рабочего времени. Из-за этого все воспитательные беседы с заключенными проводятся формально, для галочки. Потому что надо успеть заполнить бумаги. Причем начальству действительно неважно, насколько качественно проведена воспитательная беседа: главное отчитаться.

Это — абсолютно бесполезная работа. И она максимально выводит из себя сотрудников. Они понимают, что они занимаются какой-то фигней. И это продолжается изо дня в день и сопровождается унижениями со стороны руководства. С позиции сотрудника это выглядит так: он чувствует себя ущемленным, но он ничего не может сделать. Потому что против начальства в системе не попрешь.

Главная причина неправильных отношений к осужденным в колониях — обилие абсолютно глупой работы и постоянное угнетение самих сотрудников.

Здесь можно спросить: а зачем тогда работать в этой системе? Я объясню. Многие во ФСИН действительно считают, что за пределами системы жизни нет: там нищета, там обман. Нас этому даже в институте учили: рассказывали, что наемным рабочим «на гражданке» платят копейки, а стать успешным бизнесменом можно только нечестным путем. Люди в это верят.

Когда я понял, что в колонии вместо перевоспитания заключенных придется заниматься совершенно глупой работой, я решил уволиться. Это произошло через полгода после трудоустройства. Тогда начальство уговорило меня остаться еще на полгода: потому что если выпускник ведомственного вуза увольняется меньше, чем через год, — это серьезный минус для колонии. Мне разрешили заниматься только важной работой: организацией досуга заключенных, проведением культурных мероприятий. Я должен был контролировать все, вплоть до похода заключенных в баню. И это время я максимально тратил на те самые воспитательные беседы. Но все-таки я понимал, что являюсь частью системы, которая работает неправильно, во вред заключенным. При этом я понял, что начальство все устраивает, а простые сотрудники будут скорее терпеть, чем бороться. И, спустя год службы, подал на увольнение.

Перед увольнением у меня состоялся разговор с заместителем начальника областного управления. Он спросил, почему я хочу уйти. Я ответил, как есть. В институте нас учили правильным вещам, а потом оказалось, что в колонии их применять не придется. Тогда он сказал, что я «переобулся». Еще раз предложил отозвать заявление, но я не согласился.

Тогда он сказал, что «будет трясти меня по полной». Отсюда, думаю, и сумма иска.

Денежное довольствие (во время учебы) — 1,5 млн рублей

Продукты и вещественное имущество — 288 тысяч рублей

Зарплата преподавателей — 907 тысяч рублей

Амортизация основных средств — 58 тысяч рублей

Услуги связи — 3 тысячи рублей

Коммунальные услуги — 61 тысяча рублей

Компенсация проезда в отпуск — 28 тысяч рублей

Итого: 2 835 000 рублей

***

Я знал, что должен буду заплатить деньги — когда ты поступаешь в институт ФСИН, ты или твой представитель — подписывает контракт, согласно которому после выпуска ты должен отработать в системе минимум пять лет. И я согласен заплатить, но не три миллиона. В исковом заявлении указано, что в эту сумму входят: коммунальные услуги, которые вуз оплачивал во время моей учебы (то есть вода и свет), расходы на питание, на медицинское обслуживание, на зарплату преподавателей и офицерского состава. Это абсурдно: те же преподаватели — они бы все равно получали зарплату, вне зависимости от моего нахождения или не нахождения в вузе, не так ли? Или свет: по какой формуле высчитывалась сумма задолженности? В иске ничего не сказано.

Я нашел в профильной группе «Вконтакте» документы другого института ФСИН — рязанского. В них говорится, что за год институт тратит на обучение одного студента от 69 до 90 тысяч рублей.

Вот полмиллиона рублей за пять лет я компенсировать системе готов, а три миллиона — нет. За что?

Я знаю, что в такой ситуации я не один. Мой знакомый Анатолий Белый сначала получил от ФСИН иск на 2 млн рублей, но в итоге через суд «сбил» его до 950 тысяч. Есть и другие ребята, по всей стране. Я хочу, чтобы они не боялись исков, и главное — понимали: за пределами системы жизнь вполне себе есть.

Уволившись из ФСИН, Лазарев занялся бизнесом. Возвращаться «в систему» он не собирается.

 — На наш взгляд, есть процессуальные основания для прекращения производства по делу, так как ФСИН не соблюла обязательный досудебный порядок урегулирования спора. При увольнении Лазареву должны были вручить уведомление о том, что он в течение 30 рабочих дней должен выплатить требуемую сумму, при этом имеет право на рассрочку в три года. Роман такого документа не подписывал. Это грубейшее нарушение. Согласно ГПК, ФСИН также должна предоставить Роману подробный расчет той суммы, которую они хотят с него получить. Этого также сделано не было. В расчете мы видим статьи взыскания, которых нет в Постановлении правительства № 821 от 27 июня 2019 года, которое устанавливает правила взыскания денежных средств с бывших сотрудников ФСИН. И эти статьи — его зарплата во время учебы, компенсация проезда в отпуск, и зарплата персоналу института — не только преподавателям, но и техническому персоналу и прочим, — эти статьи составляют большую часть суммы. Если их убрать, и согласиться с остальными расчетами ФСИН, то служба может претендовать на 740 тысяч рублей, а никак не на 2,9 млн.